Can we just kill them all and not care?
Описание:
Когда обычное оружие бессильно, приходится обращаться к темным знаниям.
Зарисовка, ранее планировавшаяся как отдельный эпизод истории, но неведомым образом превратившаяся в драббл.
Обряд начался безлунной ночью, в конце месяца Зари в Долине Отчаяния.
Моя сотня покорно преклонила колени, когда я шел мимо едва различимых во тьме фигур при свете нескольких факелов. Мой путь заканчивался у вспыхивающего зелеными искрами костра, на котором балансирует котел с варевом едко-фиолетового цвета.
Верховный старейшина буквально выныривает из теней рядом со мной, скидывая серый капюшон, грозно пронзая меня взглядом. Он неторопливо протягивает мне небольшую тускло поблескивающую металлическую чашу. Его голос мягкий, как погребальный саван, он пресекает любые попытки даже помыслить об изменении своего решения.
- Пей. И да смилостивится над твоей судьбой Пожиратель.
Я с низким поклоном принимаю бесценный дар и осторожно зачерпываю густое варево. В то же мгновение старейшина отступает от меня, напоследок небрежным жестом бросив горсть серого пепла в костер, заставив огонь сразу же погаснуть.
Я один на один с тьмой.
Едва уловимый запах, мягкий, чуть островатый, накрывает мысли успокаивающей пеленой. Но это ощущение обманчиво.
Я уже начинаю видеть образы искаженных ненавистью теней, закручивающиеся серым вихрем вокруг меня, они тянутся ко мне, желая разорвать дерзкого смертного, осмелившегося прикоснуться к столь древнему, запретному знанию.
Лишь неимоверное усилие воли способно преодолеть страх перед неизбежным. Я осторожно пригубил напиток, едва удержавшись от кашля, когда горячая жидкость прошлась по горлу шершавым куском камня.
Вкус неуловимо меняется, язык то пылает от жара, то сковывается холодом, иногда создается ощущение, что внутри горла медленно движется тонкое лезвие стилета, отдающее запахом свежей крови, в следующее мгновение - кажется, что рот наполнился кислотой, разъедающей плоть. Значит все идет, как задумано.
Боль приходит неожиданно, разрывая спину ржавыми крючьями, когда сквозь плоть прорываются едва сформировавшиеся легкие кости огромных крыльев, когда их опутывает сеть вен, сухожилий и мышц.
Боль пронзает десны, когда с неприятным хрустом начинают изменяться зубы, превращаясь в острейшие клыки.
Боль не даст забыть тебе, что ты жив и позволит стать воплощенной яростью.
Центуриону нельзя выдать терзающую его муку ни единым стоном, ни дрожью ставшего на мгновение столь слабым тела, не сейчас, не перед старейшиной и воинами Легиона.
Лишь на миг позволяю прикрыть себе глаза, а когда веки поднимаются - мир уже неуловимо изменился.
Благодаря новым, благословленным Тьмой глазам, ночь пестрит всеми оттенками серого и черного, больше не осталось нечетких теней и размытых фигур.
Голод приходит неожиданно, отравленным лезвием вонзаясь в подбрюшье, оставаясь там, иногда напоминая о себе усиливающимися приступами жгучей боли. Этот голод не утолить скудной пищей, что взрастила в своем лоне Великая Пустыня, нет. Заглушить это чувство может только свежая кровь и плоть растерзанных врагов, их разрывающие глотки крики отчаяния и страха, когда моя тень упадет на них.
Докрасна раскаленная злоба рвется из груди первобытным рыком, застилает глаза, настойчиво толкая вперед, беспрестанно шипя в голове лишь одно слово.
Убей.
Я не могу сдержать этот порыв и помимо своей воли запрокидываю голову и вою в темное небо, почти чувствуя, как вздрагивают солдаты, но остаются на своих местах.
Тьма сегодня наш дом, а не жалкие спальники у костра.
Тем временем старейшина велит мне подойти к котлу и вытянуть над ним ногу, после чего бесцеремонно наносит короткий удар ритуальным ножом. Несколько капель падают вниз, после чего рана затягивается сама собой. Отойдя в сторону, я наблюдаю, как войны подходят по одному.
Я - перворожденный. Они будут моими детьми, нерушимо связанными узами крови, что в сотни раз прочнее стали. Они станут моими глазами и ушами, моим инструментом, с помощью которых я выполню волю Цезаря.
Несколько глубоких вдохов и выдохов едва ли смогут усмирить бушующий внутри огонь, но я теперь не смотрю на окружающих меня зебр как на добычу.
Строй двигается быстро, воины корчатся в муках, но ни у одного не срывается с губ предательский крик.
Я улыбаюсь и вижу со стороны, как жутко выглядят клыки с пятнами моей собственной крови из рассеченных губ.
Чтобы развеять кошмар, уничтожить чудовище, ты должен стать таким же. Я заплатил свою цену.
Мы все её заплатили.
Взмахи десятков и десятков крыльев поднимают сотню в воздух, остро отточенный клинок, который именно мне суждено направить в гнилое сердце врага.
Не могу отказать себе в удовольствии подняться выше, чтобы в следующее мгновение броситься в головокружительное пике, наслаждаясь гонкой с ветром.
Спустя несколько секунд выравниваю полет и оглядываюсь на повторивших мой маневр крылатых.
Мы - едины.
Наша цепь бесшумно скользит к цели, мы уже чуем запах врагов. Темные клинки, которые обнажили мои верные спутники мне не нужны. Я могу разорвать врагов голыми копытами, а потом жадно приникнуть губами к ранам и сполна насытиться сладкой кровью.
Обитель Ночи хорошо охраняется, но мы не отступим.
Мы исполним предназначение, даже ценой собственных жизней.
Разведчики вернулись, сообщив о местонахождении передового отряда Гвардии Кошмара, которые патрулируют местность, надеясь заметить маневры армии и предупредить о готовящейся атаке.
Мы были избраны, чтобы убивать таких, как они, но нельзя не признать, что их готовили именно для таких схваток - коротких, жестоких и кровопролитных.
Застать врасплох их почти удалось, но предательская Луна вынырнула из тьмы и краем скудного луча света задела левый фланг воздушного строя. Всего миг мелькнули тени нескольких солдат, но этого оказалось достаточно. Не теряя ни секунды, бросаюсь вниз на едва успевших поднять оружие стражей.
Пусть стреляют.
Пусть дадут знать всем, что сам страх пришел за ними.
Не Великий Цезарь начал эту войну, но повинуясь его воле сегодня мы должны поставить в ней точку.
Когда обычное оружие бессильно, приходится обращаться к темным знаниям.
Зарисовка, ранее планировавшаяся как отдельный эпизод истории, но неведомым образом превратившаяся в драббл.
Обряд начался безлунной ночью, в конце месяца Зари в Долине Отчаяния.
Моя сотня покорно преклонила колени, когда я шел мимо едва различимых во тьме фигур при свете нескольких факелов. Мой путь заканчивался у вспыхивающего зелеными искрами костра, на котором балансирует котел с варевом едко-фиолетового цвета.
Верховный старейшина буквально выныривает из теней рядом со мной, скидывая серый капюшон, грозно пронзая меня взглядом. Он неторопливо протягивает мне небольшую тускло поблескивающую металлическую чашу. Его голос мягкий, как погребальный саван, он пресекает любые попытки даже помыслить об изменении своего решения.
- Пей. И да смилостивится над твоей судьбой Пожиратель.
Я с низким поклоном принимаю бесценный дар и осторожно зачерпываю густое варево. В то же мгновение старейшина отступает от меня, напоследок небрежным жестом бросив горсть серого пепла в костер, заставив огонь сразу же погаснуть.
Я один на один с тьмой.
Едва уловимый запах, мягкий, чуть островатый, накрывает мысли успокаивающей пеленой. Но это ощущение обманчиво.
Я уже начинаю видеть образы искаженных ненавистью теней, закручивающиеся серым вихрем вокруг меня, они тянутся ко мне, желая разорвать дерзкого смертного, осмелившегося прикоснуться к столь древнему, запретному знанию.
Лишь неимоверное усилие воли способно преодолеть страх перед неизбежным. Я осторожно пригубил напиток, едва удержавшись от кашля, когда горячая жидкость прошлась по горлу шершавым куском камня.
Вкус неуловимо меняется, язык то пылает от жара, то сковывается холодом, иногда создается ощущение, что внутри горла медленно движется тонкое лезвие стилета, отдающее запахом свежей крови, в следующее мгновение - кажется, что рот наполнился кислотой, разъедающей плоть. Значит все идет, как задумано.
Боль приходит неожиданно, разрывая спину ржавыми крючьями, когда сквозь плоть прорываются едва сформировавшиеся легкие кости огромных крыльев, когда их опутывает сеть вен, сухожилий и мышц.
Боль пронзает десны, когда с неприятным хрустом начинают изменяться зубы, превращаясь в острейшие клыки.
Боль не даст забыть тебе, что ты жив и позволит стать воплощенной яростью.
Центуриону нельзя выдать терзающую его муку ни единым стоном, ни дрожью ставшего на мгновение столь слабым тела, не сейчас, не перед старейшиной и воинами Легиона.
Лишь на миг позволяю прикрыть себе глаза, а когда веки поднимаются - мир уже неуловимо изменился.
Благодаря новым, благословленным Тьмой глазам, ночь пестрит всеми оттенками серого и черного, больше не осталось нечетких теней и размытых фигур.
Голод приходит неожиданно, отравленным лезвием вонзаясь в подбрюшье, оставаясь там, иногда напоминая о себе усиливающимися приступами жгучей боли. Этот голод не утолить скудной пищей, что взрастила в своем лоне Великая Пустыня, нет. Заглушить это чувство может только свежая кровь и плоть растерзанных врагов, их разрывающие глотки крики отчаяния и страха, когда моя тень упадет на них.
Докрасна раскаленная злоба рвется из груди первобытным рыком, застилает глаза, настойчиво толкая вперед, беспрестанно шипя в голове лишь одно слово.
Убей.
Я не могу сдержать этот порыв и помимо своей воли запрокидываю голову и вою в темное небо, почти чувствуя, как вздрагивают солдаты, но остаются на своих местах.
Тьма сегодня наш дом, а не жалкие спальники у костра.
Тем временем старейшина велит мне подойти к котлу и вытянуть над ним ногу, после чего бесцеремонно наносит короткий удар ритуальным ножом. Несколько капель падают вниз, после чего рана затягивается сама собой. Отойдя в сторону, я наблюдаю, как войны подходят по одному.
Я - перворожденный. Они будут моими детьми, нерушимо связанными узами крови, что в сотни раз прочнее стали. Они станут моими глазами и ушами, моим инструментом, с помощью которых я выполню волю Цезаря.
Несколько глубоких вдохов и выдохов едва ли смогут усмирить бушующий внутри огонь, но я теперь не смотрю на окружающих меня зебр как на добычу.
Строй двигается быстро, воины корчатся в муках, но ни у одного не срывается с губ предательский крик.
Я улыбаюсь и вижу со стороны, как жутко выглядят клыки с пятнами моей собственной крови из рассеченных губ.
Чтобы развеять кошмар, уничтожить чудовище, ты должен стать таким же. Я заплатил свою цену.
Мы все её заплатили.
Взмахи десятков и десятков крыльев поднимают сотню в воздух, остро отточенный клинок, который именно мне суждено направить в гнилое сердце врага.
Не могу отказать себе в удовольствии подняться выше, чтобы в следующее мгновение броситься в головокружительное пике, наслаждаясь гонкой с ветром.
Спустя несколько секунд выравниваю полет и оглядываюсь на повторивших мой маневр крылатых.
Мы - едины.
Наша цепь бесшумно скользит к цели, мы уже чуем запах врагов. Темные клинки, которые обнажили мои верные спутники мне не нужны. Я могу разорвать врагов голыми копытами, а потом жадно приникнуть губами к ранам и сполна насытиться сладкой кровью.
Обитель Ночи хорошо охраняется, но мы не отступим.
Мы исполним предназначение, даже ценой собственных жизней.
Разведчики вернулись, сообщив о местонахождении передового отряда Гвардии Кошмара, которые патрулируют местность, надеясь заметить маневры армии и предупредить о готовящейся атаке.
Мы были избраны, чтобы убивать таких, как они, но нельзя не признать, что их готовили именно для таких схваток - коротких, жестоких и кровопролитных.
Застать врасплох их почти удалось, но предательская Луна вынырнула из тьмы и краем скудного луча света задела левый фланг воздушного строя. Всего миг мелькнули тени нескольких солдат, но этого оказалось достаточно. Не теряя ни секунды, бросаюсь вниз на едва успевших поднять оружие стражей.
Пусть стреляют.
Пусть дадут знать всем, что сам страх пришел за ними.
Не Великий Цезарь начал эту войну, но повинуясь его воле сегодня мы должны поставить в ней точку.